Лекции, прочитанные на XVIII съезде Теософического Общества в Адьяре 27—30 декабря 1893 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эти лекции были прочитаны перед делегатами и членами Теософического Общества, собравшимися на ежегодный съезд в Адьяре, Мадрас, 27, 28, 29 и 30 декабря 1893 г. Целью их было показать ценность учений Е.П. Блаватской как путеводителя, позволяющего проникнуть в затемнённый смысл индусских священных книг, и одновременно оправдать полезность и теософического, и индусского учений. Они должны также показать тождественность этих учений и доказать, что принимающий теософические учения должен принимать и учения Вед и Пуран в том, что касается основ. Показать, что теософия — фрагмент брахма-видьи доведических времён, что Шрути — наилучшее экзотерическое представление брахма-видьи, и что целью Пуран было дать классу, для которого было закрыто изучение Вед, истины, содержащиеся в них, в конкретной форме, лёгкой для усвоения — таковы были идеи, которые я стремилась выразить в этих лекциях.
Принятие мною теософических учений с самого начала означало для меня принятие индусских писаний как месторождения, из которого можно добывать золото духовных знаний. Как философию, теософию можно интеллектуально считать отдельной от индуизма, как и ото всех религий, хотя и воспроизводящей во многих моментах адвайта веданту; но если мы пытаемся извлечь из неё духовную пищу и преподавать её не только в качестве философии, но и в качестве религии, тогда в индуизме, как её самом раннем и полном экзотерическом представлении, наша религиозная потребность найдёт свое самое полное удовлетворение. Я не имею в виду, что набожность не может облекаться в разные религиозные одежды, и что если приверженец какой-то иной религии станет теософом, то он не найдёт в ней нужной духовной пищи. Но если человек придёт к теософии из из материализма, как это было со мной, тогда по всей вероятности для выражения своей преданности он примет древние санскритские формы, сохранившиеся в индуизме, те самые, с которыми он интеллектуально ознакомился в ходе своего философского изучения. Меня теософия удовлетворила не только интеллектуально, но и религиозно, а в индуизме религиозная теософия находит самое древнее и самое естественное выражение. Таким образом, изучающий брахма-видью может как бхакта стать также и индуистом, признавая, что и джняна, и бхакти обе необходимы для эволюции духовной жизни.
Эти несколько слов я говорю в объяснение своей позиции как теософки и индуистки, проводившейся в этих лекциях, и в опровержение той абсурдной истории, что я якобы обратилась в индуизм, приехав в Индию. Я стала индуисткой с полным принятием теософии так, как она даётся оккультистами, и с тех пор у меня не было никаких изменений, за кроме увеличения ясности видения, расширения знаний и всё большего удовлетворения учениями, принятыми мною в 1889 году.
Анни Безант
Лудхьяна, февраль 1894 г.
Глава I
ЗВУК
Братья! Когда впервые великие Писания индусов привлекли к себе внимание европейской мысли, то впечатление, созданное ими, носило какой-то странный и особенный характер. Среди европейских мыслителей возник спор относительно значения и происхождения этой древней литературы.
С одной стороны, признавали, что в ней можно найти глубокую философию; с другой, сама идея искать философию у народа, которого считали менее цивилизованным, чем те, кто делались его критиками, повлекла за собой большие споры о том, как возникли и под каким влиянием составлялись эти священные книги. Даже в наши дни, когда признают всю глубину их философии, и величие и широта их мысли уже не подвергаются сомнению, как например, профессор Макс Мюллер, который всю жизнь изучал эти книги и всё-таки говорит о Ведах, как о лепете младенческого народа. Эти люди отрицают, что в этих книгах заключено тайное учение, скрытое под покровом символизма и под маской аллегории.
Мыслители Запада не могут понять, что можно быть младенческой расой и в то же время иметь Божественных Наставников; что цивилизация может находиться в периоде роста, и всё же руководить ею могут люди, просвещённые для этой цели Божественным Духом. Они не поняли значения Священных Писаний; они рассматривали древнее человечество как массу и не уяснили себе значения тех, кто возвышался над ней в качестве Учителей и Наставников. Пытаясь отыскать так называемое чисто человеческое происхождение Священных Писаний, они жестоко ошиблись в своих анализах, ибо нельзя понять роста нации там, где отметается в сторону всё божественное, и там, где не признаётся скрытая в человеке Божественная сторона его, нельзя постичь как следует ни философии, ни религии, ни цивилизации человечества.
