В 21 год Алиса была материально хорошо обеспечена (семья была достаточно богата, чтобы назначить ей регулярный доход) и высоко стояла на социальной лестнице (она знала многих известных людей из высших классов). Она было очень привлекательна и хорошо образована. Ее сестра отправилась в Эдинбургский университет изучать медицину и сделала блестящую карьеру. Алиса тоже могла поступить в университет для дальнейшей учебы или же вращаться в обществе в поисках подходящего партнера по браку. Но вместо этого она откликнулась на зов иного рода. Алиса «принялась яростно и фанатично «творить добро». «Я стала проповедником в британской армии».
Первый этап исполнения духовного долга проходил в Ирландии в одном из Солдатских домов мисс Элизы Сэндс. Алиса работала в таком доме в Белфасте, где изучила все тонкости этой работы. Она прислуживала мужчинам в кофейне (а мужчин было несколько сотен), выпекала множество булочек, играла в шашки, дружески (но безлично) общалась с солдатами и проводила евангелические собрания. После нескольких нелегких опытов она научилась выступать перед большими группами слушателей. «Я знаю: все работает на благо тех, кто любит Бога, а это означает, что мы любим не какое-то далекое, абстрактное Божество, а своих собратьев. Любовь к своим собратьям является свидетельством — может, неявным, но вполне надежным — того, что мы любим Бога. Элиза Сэндс преподала мне это своей жизнью благодаря своей любви, острому уму и пониманию».
Работа в качестве проповедника в Индии. Этот цикл в интервале от 21 года до 28 лет начался с энтузиазма, идеализма и изрядной доли наивности, что вполне соответствует данному возрасту. На этом этапе развития с его молодым задором и энергией, человек разрывает узы (по крайней мере, психологически), связывающие его с родителями, учителями и всеми прежде авторитетными фигурами. Со слепой уверенностью он вступает в мир (буквально или психологически), чтобы оставить там свой след. Все начинается с энтузиазма (глупцы рвутся туда, куда мудрый человек боится ступить). Алиса писала: «В те дни я была чрезвычайно бесстрашна; я не знала, чего надо бояться. Частично то была естественная беспечность, частично — невежество, а частично — уверенность в том, что Бог позаботится обо мне. Очевидно, Он это и делал, — наверное, согласно тому принципу, что пьяные, дети и дураки не отвечают за свои поступки и их нужно охранять». Стадия развития от 21 года до 28 лет, когда идеалы и наивность сталкиваются с «реальностью», может закончиться крушением надежд того или иного рода, срывом или разочарованностью. В этом смысле особенно опасный и кризисный период — от 21 года до 25 лет.
Женщина, отвечавшая за несколько Солдатских домов в Индии, больше не могла работать. Алису послали сменить ее. Много лет спустя она безжалостно описывает себя тогдашнюю: «Я была законченным педантом, пусть и с благими намерениями. Я была слишком хорошей для этой жизни и, безусловно, достаточно “святой”, чтобы меня ненавидели».
Алиса принялась за работу, и жизнь ее стала очень беспокойной. «Я ездила из одного дома в другой, выслушивая отчеты, беседуя с управляющими, проводя бесконечные евангельские собрания, беседуя с солдатами об их душе или семье, посещая военные госпитали и утрясая многочисленные проблемы, естественно возникающие, когда сотни людей размещены вдали от дома и сталкиваются с проблемами жизни в жарком климате и в чужой цивилизации. Я была очень хорошо известна во множестве полков. Как-то я подсчитала количество полков, с которыми я работала в Ирландии и Индии, — их оказалось сорок». Во многих из них ее называли по-своему: «бабуся», «китаянка», «благожелательная старая леди», а чаще всего просто «матушка».
Иногда разозленные, разбушевавшиеся солдаты забрасывали стены какао и яйцами, превращая кофейню в грязный хлев. Она научилась справляться и с этим, утихомиривая буянов не угрозами и обвинениями, а пониманием и любовью.
Обычно утром она читала Библию (проводя 14 собраний в неделю), писала письма, встречалась с управляющими и просматривала счета (у них питалось утром до 600 человек в каждой кофейне). Пополудни она отправлялась по госпиталям, чаще всего туда, где не хватало сиделок. Капелланы посылали за ней, когда люди умирали. «Смерть не так страшна, когда вы встречаете ее лицом к лицу. Она часто казалась мне добрым другом, и у меня никогда не было ни малейшего чувства, будто что-то реальное, или жизненное, приходит к концу».
За это время она стала прекрасным публичным оратором, что очень пригодилось ей в последующие годы. Первая ее попытка выступить на публике закончилась тем, что она в слезах убежала со сцены. Но железная воля и решимость позволили ей быстро решить проблему, и дальше все пошло отлично. Она поняла, что страдает «от чистого эгоизма и центрированности на себе; меня слишком заботит, что обо мне думают». В итоге же она пришла к тому, что стала чувствовать «себя лучше на сцене, чем где-либо еще». «Секрет проникновенной речи, — сделала она вывод спустя многие годы, — позволяющий вам почувствовать, что сказать, состоит в том, чтобы любить свою аудиторию, позволить ей ощутить себя в своей тарелке, разговаривая с ней на равных. Я никогда не делала попыток читать лекций. Я просто разговариваю с аудиторией так, как разговаривала бы с одним человеком. Я ей доверяю. Я никогда не становлюсь в позу всезнайки» («Автобиография», с.75, 78, 56, 57).
