Между тем, иные заботы занимали ум Константина. Галерий умер от своей ужасной болезни. После его смерти в империи оставались еще четыре императора: Ликиний и Максимин Дайя на востоке, Константин и Максентий на западе. Все они носили теперь титул августов. С этим титулом соединялась мысль о полной независимости, и потому присвоение его себе всеми императорами уничтожало всякую тень подчиненности, которую Диоклетиан хотел установить между соправителями. Четыре императора были равны, следовательно, в основании – враги и соперники.
Скоро, действительно, между правителями начались недоразумения. Прежде всего вспыхнула ссора между Ликинием и Максимином Дайею, но на этот раз вражду удалось прекратить довольно скоро; не так дело обстояло между Максентием и Константином. Притворившись, будто сильно огорчен смертию Геркулия, который, как известно, затем и удалился в Галлию, чтобы искать там защиты против ненависти сына, Максентий задумал устремить свои войска на владения Константина и отомстить последнему за смерть отца.
Константин решил предупредить своего соперника и сам предпринял поход против Рима. Дело, предпринятое Константином, представляло трудности неодолимые: самому популярному полководцу, любимому войсками, не легко было заставить римскую армию войти с мечом в сердце Италии, внести войну на священную для язычников почву Рима, сделать нападение на Капитолий. Подобное предприятие обыкновенно производило в римских войсках глубокий ропот неудовольствия. Случалось, что армии рассеивались под тем предлогом, что они не могут сражаться против Рима. Константин не мог освободиться от чувства невольного страха, предпринимая поход на Италию. Притом же Константин никогда не был и не видал Рима, который потому ему казался каким-то грозным исполином. Наконец, Константину было известно, что войско, которым располагал его противник Максентий, было многочисленнее его войска. Поход на Италию представлялся делом очень смелым и рискованным. Надеяться на одни человеческие силы и средства было недостаточно. В Константине являлось искреннее желание помощи сверхъестественной. Вот как Евсевий описывает состояние духа Константинова в виду грозных обстоятельств, в каких находился он теперь. Константин стал думать, какого Бога призвать бы себе на помощь. При решении этого вопроса ему пришло на мысль, что немалое число прежних державных лиц, возложив свою надежду на многих богов и служа им жертвами и дарами, были вводимы в обман льстивыми оракулами, обольщались благоприятными предсказаниями и оканчивали свое дело неблагоприятно. Константин основательно рассуждал, что полагавшиеся на многих богов подвергались и многим бедствиям. В этих размышлениях Константина уже высказалось полное неверие в языческих богов; сердце его далеко отстояло от них. Язычество представлялось ему ложью, сплетением обманов. Тогда его мысли переносились к политическим переворотам, которых он был свидетелем; ему живо представлялось, что в самое короткое время погибли уже трое из лиц, разделявших вместе с ним верховную власть в империи. Все они имели постыдный конец. После этих размышлений, по словам Евсевия, Константин решил, что не следует "попусту держаться богов несуществующих и после стольких доказательств оставаться в заблуждении".Евсевий. "Жизнь Константина", кн. 1, гл. 27.>
Мысль Константина искала в небесах истинного Бога, верного помощника в бранях. Константину тем необходимее было противопоставить силе Максентия какую-либо новую силу, что этот последний употребил все меры, чтобы заручиться покровительством богов языческих; он советовался с сивиллиными книгами, гадал по внутренностям беременных женщин, приносил в жертву львов: "этими способами он надеялся на одержание победы". Чем более Максентий обставлял себя религиозными церемониями, тем более и Константин, со своей стороны, потеряв веру в силу языческих богов, однако же, религиозным упованиям своего врага должен был противопоставить тоже религиозные. Но мысленный взор Константина, отвращаясь от веры в язычество и не имея веры в христианского Бога, тщетно блуждал по сторонам. Единственно, на чем мог Константин остановиться мыслию, это был Бог отца его Констанция, единый и верховный Владыка всего. Но это было представление мало определенное, не ясное, которое не доставляло спокойствия духу.
И вот, среди недоумений Константин возносит молитву Тому Богу, Который был бы в силах помочь ему, подать ему мужество, даровать победу.
Ответом на молитву этому всесильному Богу было чудесное видение Константину, о котором он сам с клятвою рассказывал, спустя несколько лет, историку Евсевию. "Однажды, в полуденные часы дня, – говорил Константин, – когда солнце начало уже склоняться к западу, я собственными очами видел составившееся из света и лежавшее на солнце знамение, с надписью: сим побеждай". Это зрелище объяло ужасом как его самого, так и все войско, которое, само не зная куда, следовало за ним и продолжало созерцать явившееся чудо. Константин находился, однако же, в недоумении, и говорил сам себе: что бы значило такое явление? Но между тем, как он думал и долго размышлял о нем, наступила ночь. Тогда во сне явился ему Христос с виденным на небе знамением и повелел, сделав знамя, подобное этому виденному на небе, употреблять его для защиты от нападения врагов. Встав вместе с наступлением дня, Константин рассказал друзьям своим тайну и потом, созвав мастеров, умевших обращаться с золотом и драгоценными камнями, сел между ними и, описав им образ знамени, приказал, по подражанию ему, сделать такое же из золота и драгоценных камней.
