По окончании образования Савл наверно возвратился в Тарс; но город этот был теперь уже тесен для высокоученого и пылкого юноши, душа его просилась на более широкое поприще, и он вскоре опять появляется в Иерусалиме. И тут-то ему пришлось впервые столкнуться с новыми учителями, которые с успехомпроповедовали какое-то новое, неизвестное ему учение. Высокоученый фарисей из Тарса не преминул прислушаться к этим новым проповедникам и, к ужасу и негодованию, узнал, что онипроповедовали отмену Моисеева закона и на место его преподавали учение какого-то галилеянина, Иисуса из Назарета, Который был осужден на смерть и распят между двумя злодеями.
Нужно было опровергнуть и поразить этих проповедников, и Савл, действительно, выступил против Стефана и, несомненно, был одним из тех "некоторых из Киликии, кто вступил в спор с Стефаном". Спор между такими противниками мог быть только самый горячий, и Савл, к ужасу своему, увидел, что при всей своей учености он "не мог противостоять мудрости и духу, которым говорил" его противник. И тогда-то ревность его приняла кровожадный характер. Савл думал, что позор своего поражения он мог смыть лишь кровью Стефана, и одобрял его убиение. Сопровождавшие это страшное мученичество обстоятельства не могли бесследно пройти для такого пылкого человека, как Савл, и в душе у него, может быть, незаметно для него самого, шевельнулось страшное чувство сожаления и раскаяния, что он в своей ревности зашел так далеко, а вместе затеплилась и искра сомнения в своей собственной правоте. Но это было тяжелое чувство, нужно было подавить его, а достигнуть этого можно было только новою и усиленною ревностию в защите Моисеева закона и в гонении на врагов его. Если погублен такой высокообразованный и геройский проповедник его, как Стефан, то масса его последователей уже не заслуживает никакого сожаления, ее нужно уничтожить, и тогда ненавистное учение будет вырвано с корнем. С такими мыслями и чувствами Савл, вопреки наставлениям своего великого учителя Гамалиила, положительно стал "терзать Церковь" и гнал ее членов "до смерти". И это гонение навело ужас на христиан. Пред лицом грозного гонителя они рассеялись и исчезли. Иерусалим, по-видимому, был совершенно очищен от них. Такой успех дела должен был чрезвычайно обрадовать первосвященников и старейшин иудейских, которые, наконец, могли надеяться на полное истребление секты, так много делавшей им хлопот. Они даже были довольны и тем, что сделано, но Савл истребление христиан хотел довести до конца, и, "в чрезмерной против них ярости, преследовал их даже и в чужих городах". Особенно много христиан, слышал он, было в Дамаске, где они свили себе гнездо под властью аравийского князя Ареты. И вот, чтобы разорить и это гнездо, Савл обратился к первосвященнику, чтобы он дал ему полномочные письма в Дамаск, с которыми бы он мог устроить там судилище и в цепях приводить оттуда в Иерусалим всех, кого только найдет из христиан, как мужчин, так и женщин, с целью производства над ними высшего суда, примером правды и милости которого могло служить для них участь св. Стефана. И вот он, получив письма, отправился в путь, "дыша угрозами и убийствами на учеников Господа"; но по неисповедимым намерениям Промысла Божия путь этот привел его к совершенно неожиданному для него исходу, и он вышел из Дамаска не грозным гонителем с целою партией закованных в цепи и трепещущих за свою участь христиан, а смиренным последователем того Самого Назарянина, самое имя Которого дотоле звучало для него презрением и возбуждало в нем ненависть.
Этот чудесный переворот совершился на дороге, неподалеку от Дамаска, близ деревни Куакабы, как указывает предание. Пред знатным путником, ехавшим в сопровождении значительной свиты, расстилалась "пустыня Дамасская", ограничиваемая на севере цепью Ливанских гор; в прямом направлении виднелись башни самого Дамаска, кровли которого ярко сверкали под палящими лучами полуденного солнца. Путь был страшно тяжел и утомителен в эти часы дня, и Савл нетерпеливо стремился поскорее добраться до знаменитого своими садами города, чтобы отдохнуть под их сладостною тенью от пути и затем сразу приняться за дело. И вдруг кончилось все. Вокруг путников вдруг заблистал необычайный свет с неба. Его видел не Савл только, но и все его спутники. Вместе со светом, до спутников Савла донесся какой-то страшный, но невнятный голос. Как бы каким-то грозным мановением с неба они все были повергнуты в оцепенение на землю. Когда другие встали и отчасти оправились от ужаса, Савл лежал еще на земле, и в этом распростертом положении он видел необычайный человеческий образ и слышал голос, говорящий ему: "Савл, Савл, что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна". Но в этот страшный момент Савл не узнал Того, Кто говорил ему, потому что он никогда не видел Его на земле. "Кто ты, Господи?" – сказал он. "Я – Иисус, Которого ты гонишь!" Ответ этот ужасом поразил Савла, и в душе его мгновенно и в ужасающей ясности воскресло все, что он делал против этого Иисуса Назарянина. В невыразимом трепете и ужасе Савл спросил его: "Господи! Что повелишь мне делать?" На это последовал милостивый ответ: "Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать". Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя.
